В бесконечности серой сырости городских будней настал тот час, когда толпы уставших от трудовой деятельности обывателей устремились в свои соты-ячейки, где они проведут очередной вечер в попытке дать бренному телу отдых, да отпустить свое сознание в путешествие по паутине массовой информации, что была смочена соками лжи.
Солнце неспешно опускалось за горизонт, унося тепло вместе со своей колесницей, сотканной из лучей света. Длинные, словно искаженные виденьем инакомыслящего, тени достигли пика своего роста, после чего пропали без следа, растаяв в массе черноты.
Именно в этот час одинокий путник, что справил свой четвертый десяток, уверенно шествовал по узким улочкам, желая скорее отправить мысли о работе на ментальную свалку, дабы освободить место в черепной коробке для своих собственных увлечений.
В его мыслях не могло возникнуть и предположения о том, что сегодня его дорогие ботинки не будут стоять на родимой полочке, ожидая что на завтра их вновь начистит хозяин, что уже начал обретать первые признаки облысения. Сегодня они приведут его в иное, «лучшее» место. В мир, где нет проблем, нет разочарований, нет соперников и злодеев. В бесконечную бездну, где теряется любая история, что имела смелость начаться.
Темные улочки, где практически не было освещения всегда вызывают страх у существ, преимущественно живущих в ночное время. Еще больший страх они вызывают у тех, кто был пропитан информацией, полученной из СМИ. Ведь там каждый день говорится об очередном жестоком убийстве, об очередном маньяке-насильнике или же невероятном происшествии, что случилось с простым рабочим, который просто оказался не в том месте и не в то время.
Сидзуко чувствовал, как кровь учащенно бегает по его живому, сочному, пахнущему усталостью, затравленностью и злобой телу. В такт шагам стучали молоточки в висках, заставляя вены набухать. Вот он уже чувствует, что осталось совсем чуть-чуть и заветная дорога вдоль шоссе покажет себя, унося подальше от этой грязной, заставленной пустыми коробками кишки в организме мегаполиса.
Но звук падающего из контейнера мусора заставил его на мгновение остановиться, чтобы заглянуть за спину. Он мечтал убедиться, что это всего лишь крыса. Маленькая, безобидная крыса, которую он с легкостью раздавит ударом башмака. Но вокруг было пусто: словно кто-то спугнул присущую подобным задворкам живность, заставил её сбежать с насиженных мест.
Тревога спешно распространялась по телу Сидзуко, подготавливая почву для страха, что вскоре сможет сковать его, словно бы обвив невидимыми цепями. Еще несколько мгновений он таращился на пустые коробки, мусорные контейнеры и канализационный люк из которого тонкой струйкой поднимался пар. Сняв каплю пота со лба, работник аккуратно развернулся в сторону дома и продолжил свой поход спешным шагом.
Он уж было думал: «Старею я, мерещится всякое. Вот вернусь, да расскажу Ани, а она будет долго смеяться заливистым своим смехом. Да и детки тоже на папу посмотрят как на дурака. Пальцем у виска крутить будут. Эх, а ведь мы раньше очень боялись историй про ками. Каждый день искали их под камнями, да в прудах. Не то, что эта молодежь, что только у монитора сидит, да вечно занята играми». Но внутренний монолог господина Домо был оборван неожиданным чувством. Что-то скользкое и гладкое, словно змея без чешуи, дотронулось до его ладони.
-Уааааа! – истошный крик разнесся по улочке, распугивая городских птиц, - Нет! Нет! Нет! – Сидзуко был так напуган, что мышцы шеи не слушались его, взяв в стальной капкан его голову и тем самым ограничив обзор. Он лишь краем глаза мог видеть, как алое расплывчатое пятно словно какой-то паразит обвивает его кисть, словно пожирая заживо. Это, с позволения сказать, существо, источало ужасный приторный запах, смешанный с чем-то едким, слегка тухловатым. Словно бы разлагающийся труп обрызгали дешевыми духами.
Почти добравшись до лица несчастного, оно противно замурлыкало, словно кошка, получающая садистское удовольствие от игрой с мышью. И в этот момент инстинкт самосохранения взял верх над всеми ментальными барьерами, над ужасом, трепетом, страхом и шоком. С невиданной для клерка скоростью, он свободной рукой нашарил первую попавшуюся вещь и с размахом ударил тварь, что уже восседала на нем, повалив на землю. Удар, другой, третий – существо противно завизжало, начав извиваться, но свою хватку не ослабило и принялось дальше ползти на жертву.
С пятого удара бутыль разбилась в дребезги и Доно Сидзуко будто бы с новыми силами стал наносить колющие ранения. Кровь и желчь потекли с твари прямиком в лицо неистового бойца, чье тело пробивала крупная дрожь. На двадцатый удар тварь ослабела, всхлюпнула разик, да упала рядом со своей предполагаемой жертвой поверженной тушкой. Еще несколько минут клерк лежал на спине, закрыв глаза, да собираясь с силами. Он чувствовал, что после такого боя, он потерял последние силы. Вонь, исходившая от внутренностей нападавшего была невыносима, но даже она не смогла бы сейчас заставить его подняться и пуститься в путь. «Еще пять минут» думал он, все глубже утопая в глубину сна.
Когда он открыл глаза, небо было уже темное, мутное, залитое серой краской туч и тягучей палитрой ночи. Все тело ныло, будто старушка в поликлинике, жалуясь на усталость. Привстав на локтях, мужчина неспешно огляделся. Он не был удивлен, что никто не помог ему, так как тропа, пролегающая среди складов была не самым популярным прогулочным местом. Встав, постаравшись отряхнуть с себя остатки убиенного и грязь, он вдруг неистово захотел покурить. Несколько раз руки его бегали взад-вперед по карманам, ища заветную пачку, но она «мистическим образом» пропала.
«Скорее всего потерял в схватке» - промелькнула мысль работяги, вызвавшая в ту же секунду иную, куда более важную: «Тело той твари!» - но оглядевшись, Сидззумо ничего не нашел – лишь пятна крови, что вели в ответвление дороги. Мужчина знал, что в том направлении находится тупик и животная ярость заполнила его в тот момент.
-Я не позволю никому творить подобные безобразия на моих улицах! - словно подросток изрек он, беря в руки ржавый обломок водопроводной трубы и направляясь в предполагаемое укрытие недавнего агрессора.
Когда же уставший, но обозлены, он заглянул в тупиковый проулок, то выронил оружие из рук. Он стоял не в силах сделать и шагу, будто бы оглушенный увиденным – пред ним лежала истерзанная кошка, истекающая кровь. У бедняжки были изломаны практически все кости, её мордочка с грустными остекленевшими глазами глядела в высоту небес, словно искала там спасение. В эти минуты жизнь человека доброго и усидчивого, любящего все живое, перевернулась с ног на голову. Паранойя, страшилки, услышанные в детстве, стресс и нервное напряжение – все это превратило его в сумасшедшего, что не смог сдерживать свои агрессивные позывы. В того, чье сознание сознательно обманывало его, подставляя вместо привычных образов – ужасающие картинки из подсознания.
Он упал на колени, вконец обессилив, заливая слезами асфальтовую кладку.
Он рыдал вовсе не над судьбой убиенной, а скорее над своим собственным состоянием.
В эту минуту все беды, горести, что он пережил за свою нелегкую жизнь .свалились на него, заставив впасть в бессилие.
И именно в этот момент с тихим шуршанием к нему приблизилась тень.
Она аккуратно, без лишних телодвижений склонилась над рыдающим в кромешной тьме.
Спустя мгновение столовый нож со страшным хрустом вонзился в шейные отделы позвоночника, вгрызаясь плоть все глубже. Сидзуко даже не сопротивлялся, словно ожидал подобного исхода. Скорее даже ждал, как некоего наказания.
Вскоре он почувствовал, как его неспешно волочат по грунтовой дорожке, услышал скрип открывающейся двери, почувствовал холод кафельного пола.
Тело отказывалось слушаться, словно было парализовано. Оно и понятно – позвоночник был перебит и искромсан.
Холод все глубже заползал в сознание клерка, забирая с собой ясность зрения, слуха и ощущений. Он чувствовал, как старуха с косой пришла за ним и отчасти был этом рад. Стыд настолько замучил его, что желание исчезнуть навсегда было вполне оправданным.
«Какой жесткий стол» - думал он, когда его погрузили на столешницу. Одинокая настольная лампа светила ему прямо в глаза и он не мог различить силуэт того, кто навис над ним. Все его действия были нарочито медленными, размеренными, а оттого все более пугающими с каждой минутой. Недавняя апатия сменилась вновь пришедшим страхом, а затем и ужасом, когда мужчина увидел хирургические приборы, мелькнувшие в желтом пятне света. Правда в том, что при разрыве одних нервных тканей позвоночного столба люди теряют способность контролировать свое тело, а при деформации иных структур в позвоночнике, перестают ощущать те или иные участки тела. Но несмотря на неспособность двигаться, Сидзуко чувствовал на себя каждый взмах хирургического инструмента. Чувствовал, а закричать не мог. Сколь бы долго ни длилась пытка, он был поражен хладнокровностью мясника, что постепенно вынимал его внутренние органы и складывал их в полиэтиленовые мешочки. Он словно знал, что Сидзуко жив и все чувствует и оттого с нарочитым садизмом лишал того не жизненно важных внутренностей. Пред тем, как аккуратно подрезать аорту, дабы после вынуть сердце, «хирург» выключил лампу. Он словно бы хотел показать себя хотя бы отчасти. В темноте, разгоняемой лишь лунным светом, господин Доно увидел две леденистые радужные оболочки что с упоением взирали на него. В них чувствовалось довольство и радость.
Спустя мгновение рука закрыла его глаза. Мягкая и аккуратная, она закрыла ему путь назад навечно.